[Первый пост]

Темно. Тихо. Пусто. Больно.
Копенгаген, погруженный в сонную тьму, находился в нарочитом спокойствии. Кое-где еще горел свет, но в основном город был освещен лишь уличными фонарями. Изредка какой-то кеб, сопровождаемый стуком копыт и скрипом колес, рассекал его улицы, да и кое-где еще ходят полуночники. Город спал.
А она проснулась. И было тихо. А от этого было очень страшно*.
Резко сев в кровати, она запустила пальцы в волосы, таращась в одну точку.
Тудух-тудух. Тудух-тудух. Тудух-тудух...
Отчетливо слыша каждый удар своего сердца, она, сама того не желая, начинала паниковать. Тишина давила на неё, ей стали мерещиться различные звуки и шорохи, причудливые тени казались уродливыми и ужасными, а самая важная мышца всего тела стала стучать еще быстрее. Девушка широко распахнула глаза, не в силах их закрыть. Зрачки дрожали и бегали туда-сюда, как у безумца. Громко всхлипнув, она попыталась подавить в себе приступ истерики. Горло больно сдавило, на глаза накатывались слезы. Ей было очень, очень страшно. Когда пелена соленой воды уже стала мешать ей видеть, она резко моргнула, в последствии чего две крупные слезы скатились на её бледные щеки, и, минув их, застыли на пару секунд на подбородке, после чего оказались на пододеяльнике.
Почему... почему... почему... почему... почему так... тихо?!   
Обратно упав на подушку, девушка закрыла лицо руками, тихо рыдая. Потихоньку заглушая собственным всхлипами тишину, она немного успокоилась, после чего начала судорожно размышлять, почему же в её комнате тихо.
На ночь ей обычно включали граммофон, чтобы она могла спокойно заснуть и спокойно проснуться. Несколько раз за ночь к ней приходила горничная, меняя пластинку, когда старая переставала играть. Сейчас, видимо, не пришла.
- Убью идиотку. - громко сказала маркиза, стараясь сделать свой голос менее дрожащим. К слову, безуспешно.
Её трусило как осиновый лист. Медленно поднявшись с кровати, она неуверенными шагами прошла к граммофону и включила его.
Стало немного поспокойнее. Она всё еще дрожала, а из глаз неумолимо текли слезы, но было легче и ей больше не мерещились никакие звуки. Да и тени стали самыми обычными.
Как можно быстрее вернувшись в мягкую уютную постель, девушка закуталась в одеяло и примерно через полчаса уснула.
Как в итоге оказалось, ненадолго.
И теперь уже было не страшно. Было больно. Очень, очень больно.
Определенно, эта ночь была самой отвратительной в её жизни.
Открыв глаза, она машинально прикоснулась ладонью ко лбу, совершенно позабыв о бесполезности данного процесса.
Граммофон играл Шопена, и, кажется, это была пятая прелюдия. Хотя, какая к черту разница.
Головная боль, казавшаяся изначально и вовсе безобидной, с каждой секундой всё возрастала и возрастала. И это была непонятная боль - то ли сдавливающая, то ли раскалывающая, то ли еще какая-то. В тон ей почему-то стали подвывать ступни ног и кисти рук.
Во рту пересохло.
Внезапно ей стало невыносимо больно, как будто на голову со всех сторон давит нечто очень тяжелое и в то же время она чувствовала режущую боль на лбу, руках и ногах.
А пятая прелюдия в это время стала еще более беззаботной и веселой.
Какая ирония.
Где-то из горла донесся вопль. Следом за ним шествовали леденящие душу крики.
Она орала как ненормальная, с глаз опять лились слезы, её вновь стало трясти, и уже во второй раз за ночь она была похожа на умалишенную.
Из дверных щелей полился свет, послышались чьи-то голоса и быстрый топот ног. Не удивительно, если она подняла на ноги всё имение, а родителей, которые могли бы ей чем-то помочь и поддержать её, дома не было.
Прислуга столпилась у двери, беспомощно дергая дверную ручку.
А она всё орала и орала, метясь по кровати, как бешеная. С глухим стуком упав на пол, она лишь беспомощно каталась по полу, ухватившись руками за голову и продолжая дико кричать.
Сейчас ей как никогда хотелось умереть.

*Сара больна на силенсофобию (боязнь тишины).

Какие эмоции посещают человека, который испытывает невероятнейшую боль? Может быть страх, растерянность, осознание своей беспомощности, дерзкая и смелая надежда на то, что это когда-нибудь закончится...
Сара Герда Даниела Йоргенсен чувствовала невероятную, не испытываемую ею доселе злость вперемешку с отчаянием и ощущением того, что вот-вот должно произойти что-то очень важное в её ничтожной по меркам нравов жизни.
Она всё еще билась в душераздирающей истерике и гнев в ней возрастал с каждой секундой по мере того, как боль медленно приближалась к своему пику.
Шорох в шкафу был заглушен её воплями, но как только крупная тень в цилиндре изволила явится из её гардероба, Сара метнула на неё свой испуганный взгляд и продолжила своё весьма унылое занятие.
Ей хотелось кого-то избить, может даже убить... нет, уничтожить! Уничтожить!
Не прощай её... Не прощай её... Не прощай её!
Настойчивый голос в голове упорно повторял три слова. Ей нельзя её прощать. Нельзя. Прощать.
Внезапно перед своими глазами она увидела неизвестного мужчину с весьма крепким телосложением. Он метался в кровати в приступе дикой агонии и почему-то ей казалось, что этот человек как-то с ней связан. Какими-то узами. Да, узами, даже несмотря на то, что он говорит на английском и вовсе не похож ни на кого из её семьи.
Вскоре мужчина затих. Он был похож на безумца, а в его глазах читались точно такие же эмоции, что были сейчас ясно видны в глазах Сары. Возле его кровати стояли маленькая девочка и большой такой мужчина. Тот, что вылез из её шкафа...
Не прощай её... Не прощай... Не....
Пол. Ковер. Её волосы, разметанные в разные стороны. Дикий крик, рвущийся из горла наружу. Его рука, опустившаяся ей на голову. Прохладная, успокаивающая.
Она была разъярена очень сильно даже для самой себя. Ей хотелось крушить, ломать, уничтожать... Но только не его. Она была уверенна в том, что его трогать нельзя ни в коем случае, и на то она знала причины. Во-первых, она нутром чувствовала, что он невероятно силен. Во-вторых, что-то упрямо ей твердило, что он свой...
- Ну здравствуй, восьмой апостол.
Рыдания и истерика стали понемногу затихать. Но несмотря на это, из глаз всё еще лились неумолимые слезы, а плечи всё еще резко содрогались. Боль постепенно утихала, а тем временем на руках, ногах и лбу почувствовалось какое-то жидкое тепло - стигматы кровоточили...
Сара подняла свои заплаканные распухшие глаза на человека, что сидел на её кровати и гладил её волосы.
- Граф?.. - тихонько спросила она.
Не прощай её...