После того, как секретарь Рувелье озадачил смотрительницу Североамериканского подразделения новой работой, Рэни чувствовала себя как тот еврей Абрам из анекдота, который дал соседу денег взаймы, а соседская жена Сара на ночь глядя сказала, что её Мойша долг не вернет. Проще говоря, ей не спалось. Именно поэтому этим утром она оказалась в столовой в числе первых её посетителей и, поживившись ароматным хрустящим тостом и двумя чашками кофе, скорбно направилась в свой кабинет. Но на выходе ей встретился  Курт Кинси, сонный и, как следствие, опаздывающий на завтрак. Вот так Рэни и пришла в голову отличная идея, как переложить часть проблем с больной головы на ещё более больную. Смотрительница по-дружески поприветствовала учёного и попросила сразу же после завтрака зайти к ней в кабинет.
«Спи спокойно, Мойша. Пусть теперь Абрам не спит», - подумала про себя самая коварная женщина в Чёрном Ордене.
В кабинете смотрительница заняла свое законное место и по диагонали просмотрела последние отчеты руководителей научных секторов – в целом всё было в порядке, за исключением нескольких рабочих моментов. Рэни перекинула лист календаря-органайзера, пробежав глазами по списку запланированных на сегодня дел - очередной рабочий день, копия множества ему подобных. Впрочем, нет. С каждым днём становится всё хуже и хуже, только многие на их счастье этого не замечают.
«Стоит ли втягивать Курта в это?»
В последнюю встречу с Куртом Рэни подумалось, что Кинси - любимец судьбы: первый раз ему подфартило, когда он выжил после встречи с акума, второй – когда попал в научный отдел Чёрного Ордена, третий – когда вместо перевода в Шестой Азиатский институт остался в САУ,  доказав, что все, что не делается – к лучшему, а четвёртый – во время нападения Лулу Белл на главку. Будто бы какая-то неведомая сила вытаскивала его невредимым из самого пекла. Но с другой стороны, таких людей, которым Рэни доверяла почти, как себе, было не так и много. На помощь Бака можно было не рассчитывать – и так было понятно, что Чан будет против, потому что он на всю жизнь зарекся участвовать в каких-либо экспериментах с живым материалом.  Поэтому именно Кинси станет ассистентом Рэни для того, чтобы подстраховать всю научную группу, если в какой-то момент она не сможет руководить экспериментом. Как специалист он полностью соответствовал всем требованиям. Кроме того, за те годы, которые они не виделись, Курт почти не изменился, а значит, несмотря на все его закидоны и выпендрёж, ему можно доверять. И было ещё одно обстоятельство, которое в случае чего позволило бы Эпштейн взять Кинси на короткий поводок: та странная симпатия или, что ещё хуже, влюбленность, возникшая  лет десять назад между ними. Теперь от неё остались лишь обгоревшие воспоминания и осознание того, что прошлое невозможно вернуть, а ещё - хороший повод спекулировать чувствами в случае необходимости.
Рэни не успела пожурить себя за подобные мысли – в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Было нетрудно догадаться, что утренним посетителем оказался Курт:
- А вот и я. Можно присесть?
«Он и в кабинет к отцу так же вламывался», - подумала Рэни и запоздало кивнула. Кинси угнездился, не дожидаясь её разрешения, и поинтересовался в своем духе:
– Так что у тебя за дело ко мне, папина дочка?
Было в этом обращении что-то странное, напомнившее о старых добрых временах, когда такие динозавры Ордена, как Кинси, Чан и Эпштейн были молодыми и тупыми научными сотрудниками, и одновременно с этим очередной раз ткнувшее Рэни носом в ту разницу между ей-вчерашней и ей-сегодняшней.
Рэни откинулась на спинку кресла, достала из ящика стола толстую папку, но промедлила и вместо того, чтобы сразу же взять быка за рога, спросила:
- Дело подождёт пять минут. Лучше скажи, как ты? Уже освоился? В подразделении многое изменилось за последние несколько лет, наверное, многое кажется непривычным?

Рэни не ожидала, что после безобидного вопроса в кабинете на  какое-то время повиснет такая тишина. Даже часы, казалось, притихли.
Обычно после долгой разлуки люди предпочитают говорить о чем угодно: о том, как дождливо этим летом, о снах, о книгах, -  лишь бы низать на нитку слова, сплетая их в хаотичный узор. “Что же ты молчишь? Не ожидал такого вопроса?» - хотела, было, спросить смотрительница, но осеклась, поймав на себе странный взгляд. Когда-то давно ей льстили подобные взгляды, впрочем, в этот раз в нём было что-то другое, как будто бы Курт смотрел на неё и не мог узнать. «Всё верно, и волосы отстригла, и морщинки появились. Изменилась я, а ты…» - подумала Рэни и вгляделась в его глаза. – «И ты изменился». Не внешне – Курт выглядел моложе своих лет – не в привычках, манерах и поведении – Рэни не могла понять, что именно стало другим, потому что эти изменения произошли в нём очень глубоко и, скорее всего, бесповоротно. В  глазах Кинси появилось то, чего раньше никогда не было – холод и одиночество. И в этот момент Рэни внезапно пришла в голову мысль, будто бы он – её отражение, или она – его, или они – близнецы. Такие же светлые волосы и глаза, то же самое одиночество в них она видела каждый день в зеркале.
Молчание становилось уже, мягко говоря, неприличным, и Курт прервал его прежде, чем это сделала Рэни:
- Я? Скажем так, комната у меня могла бы быть побольше, кофе в столовой поароматнее. А еще, что это за идиотское правило, что там нельзя курить? Может тебе создать в столовой зону для курящих, а то по утрам мне кофе в глотку без сигареты не лезет.
- Не нравится кофе – вали в главку, - усмехнулась Рэни. - Такой кофе, как Линали Ли, не варит ни одна лохудра из ресторана. А вот курящего зала с столовой у нас не будет, прости. Мне хватило и того, что несколько сотрудников-мексиканцев курили непонятно что в туалете, пытаясь… познать Нагуаль, что ли. А дым по вентиляции попадал в лаборатории и мешал нормальным людям работать.
Конечно же, сотрудники ничего подобного себе не позволяли, но Рэни вспомнилась шутка, которую  в свое время отмочил Кинси: на табличке с просьбой «Убедительная просьба к сотрудникам: не курите в туалете, пожалуйста!» дописал «опиум» и «а то все смеются и это мешает людям работать».
«Вспомнит или нет?»
- А насчет изменений, не такие уж они и сильные. Лучше ты мне скажи, как тут молодняк? Такие же балбесы как и мы в свое время?
Конечно же, смотрительница не разделяла мнение Курта. Сейчас в постановке сменился не только актерский состав, но и декорации. Впрочем, Курт ничего не знал ни про Алму Карму, ни про новый эксперимент. Пока что не знал.
- Да как тебе сказать… Молодняка тут и нет. Последнее время все юные дарования  попадают к Баку, - пожала плечами Рэни и тут же добавила, - что, конечно же, не может не радовать, если вспомнить, сколько нервов тратили старшие сотрудники на нас.
Когда-то Рэни хотелось вот так, слово за слово, болтать с Куртом о том и о другом и просто быть рядом, потому что от этого становилось теплее на душе. А сейчас каждое слово как будто подчеркивало ту пропасть, которая разделила их. Кажется, и Курт это почувствовал и перевел тему, покосившись на папку с текущими черновыми разработками:
- И вообще, давай пока отбросим всю лирику. О каком деле ты хотела со мной поговорить?
Рэни тяжело вздохнула. Тянуть кота за хвост смысла не было.
- Я хочу, чтобы ты стал моим ассистентом в новом проекте. Исследование по нашей части, а успех может коренным образом изменить соотношение сил в войне с Графом. Однако директива пришла напрямую из Центра, поэтому сам догадайся, что будет в том случае, если сделать сказку былью у нас не получится. Ты можешь отказаться…
«Более того, я бы на твоем месте отказалась и не стала марать руки. Но сейчас я обратилась к тебе, потому что другого человека, которому можно довериться, здесь нет».

Кинси всё болтал и болтал, да так непринужденно, что Рэни невольно заслушалась и не смогла сдержать улыбки. Да, Курт и правда помнил тот забавный случай. А еще он помнил и другой случай, с успокоительным, вколотым по ошибке, и моргом, после которого Рэни неделю пила валерьянку и старалась не попадаться на глаза "этому идиоту Кинси". И Рэни была бы рада ещё вспомнить что-то подобное, потому что она так живо все это представила, что на мгновение ей показалось, что они снова вернулись в то время, когда можно было смеяться над всякой чепухой, безобразничать, корчить из себя серьезных молодых ученых с огромным потенциалом, и не отвечать ни за что. Но пришлось вновь вернуться к разговору о новом эксперименте.
- Отказаться? – возмущенно воскликнул Курт.
Рэни кивнула:
- Просто задумайся, каковы ставки в этой игре, если она идёт на таком уровне. Если всё получится, то Орден получит хорошее численное преимущество перед Графом, а если нет... Цена неудачи будет огромна. Поэтому и отвечать за всё мы будет перед Папой, Малькольмом и высшими генералами.
-Когда это я боялся получить по шее от высшего руководства? Только, Рэни, у меня есть один вопрос, почему ты выбрала именно меня. Уверен, в САУ есть множество талантливых ученых в нашей области, с которыми ты работаешь уже не первый год.
- Ты прав, но... - Рэни замолчала, подыскивая нужные слова и нервно отстукивая какой-то задорный ритм пальцами по крышке стола.
"Сказать ему, что мне спокойнее, если рядом будет кто-то из своих? Сказать, что я, чёрт возьми, расчитываю на его везение? Или что я просто по нему соскучилась? Господи, да я даже думать не хочу о том, какой ответ он хочет услышать!"
Рэни слишком хорошо знала Курта - приступы нервного веселья и выражение глаз, с ними не вязавшееся, говорили о том, что он волнуется или переживает. И, кажется, смотрительница догадалась, из-за чего - на тех, кто неуклонно приближается к роковому среднему возрасту, одиночество действует деструктивно. Она и сама часто ловила себя на мысли, что слишком многое упустила в этой жизни: редко улыбалась, была излишне замкнутой и двинутой на работе, слишком много времени, которое можно было бы посвятить немногочисленным друзьям,  проводила в лабораториях и спортзале, занимаясь самосовершенствованием, подарила науке свою юность, а из Нобелевского комитета до сих пор и не позвонили, а что в итоге? Одиночество. Кто протянет руку, если что-то вдруг случится? К чьему плечу можно прислониться, закрыть глаза и просто почувствовать кого-то родного рядом? Кто скажет в трудную минуту: "Не бойся, я с тобой"? Таких нет. Рэни сама оттолкнула всех, кого только можно, окружив себя стеной гордыни и спрятавшись за маской статуса. И кроме множества объективных причин на то, чтобы предложить Кинси принять участие в новом проекте, была одна личная - он мог помочь ей вспомнить, какой была та Рэни, которая прекратила свое существование девять лет назад. И он сам её ищет - это было видно по глазам. Ищет и не может найти. А Рэни ничем не может ему помочь в этом, потому что уже не чувствует того, что чувствовала к нему раньше - её не раззадоривают его подколы, нахальные повадки не расцениваются, как вызов, сердце не бьется быстрее оттого, что он так близко, и не становится теплее на душе от его голоса. Видимо, после всего, что им пришлось пережить, открылась их истинная суть. Они оба одной породы - из тех людей, что ярко светят, но никого не могут согреть, как бенгальские огни.
Видеть эти глаза, полные одновременно и одиночества,  и ожидания чуда, было невыносимо, поэтому смотрительница поднялась и, едва ощутимо проведя рукой по плечу Курта, прошла через кабинет к книжным полкам в углу, на котором стояли несколько старых фотографий. Чего скрывать, информационное пространство кабинета было довольно хитро спланировано: на столе и стенах были фотографии, рассказывающие посетителям о достижениях научного отдела САУ, а личное располагалось либо на столе и было обращено ко взгляду хозяйки кабинета, либо на книжных полках в углу, так, что сразу оказывались за спиной человека, вошедшего сюда. Не то, чтобы Рэни была сентиментальна, но некоторые фотографии нужно было держать перед глазами, чтобы всегда помнить о том, о чём забывать нельзя.
Рэни бережно взяла в руки фотографию, сделанную в канун Рождества одиннадцать лет назад: вот они стоят на фоне нарядной ёлки - Курт не соизволил даже сигарету выплюнуть, а Рэни в тот раз надела старое пальто и замёрзла - вот и рожи у них были одна другой краше. Многие из тех, кому доводилось видеть это фото, думали, что они брат и сестра.
- Так почему твой выбор пал на меня? - повторил свой вопрос Курт.
- Я боюсь, что не справлюсь одна, - честно призналась Рэни. - Боюсь, что мне не хватит силы воли, чтобы довести начатое до конца. А рядом с тобой я невольно начинаю "держать марку". И ещё... - промедлила смотрительница, прежде чем сказать это, - я была уверена, что ты не ответишь "нет".
Но теперь Рэни сомневалась в правильности своего решения. Это её крест, и нести его должна она одна, не втягивая в это дело тех, кто хоть как-то ей дорог. А играть с чувствами друга - и жестоко, и больно одновременно, потому что он не справится с пустотой, появившейся в её сердце девять лет назад. Но оступать поздно - она знала, что  Курт вряд ли  ответит "нет".

- Неужели  я и правда такой безотказный? - произнес Кинси. Услышав в его голосе знакомые тёплые и вместе с тем издевательские нотки, Рэни быстро поставила фотографию на место и обернулась, чтобы не дать другу повода прицепиться и упрекнуть её в сентиментальности - а судя по тому, как изменилось настроение учёного, сейчас Курт это мог. Их взгляды встретились. Раньше Рэни часто отводила в такие моменты глаза, пугаясь той надежды и нежности, что мелькала за самоуверенностью и вызовом Кинси, и опасаясь, что в её глазах он сможет прочесть то же самое. Но теперь, увы, бояться нечего. Смотрительница не чувствовала по поводу новой встречи ничего, кроме необъяснимой тревоги и едва ощутимых уколов совести - тот отголосок прошлого затих, как только речь зашла о работе. От этого было не по себе, словно кокон, из которого должна была появиться прекрасная бабочка, оказался пустым. За свою жизнь Рэни видела много пустого, так почему же тогда сейчас у неё на душе было так тяжело и тревожно? Но в любом случае нужно было двигаться дальше, даже, если прошлое не вернется, даже, если новые крылья не вырастут, даже если не будет шанса сделать вдох перед новым погружением.
- Впрочем, не отвечай, лучше расскажи поподробнее о проекте, - Курт как всегда торопил события. Но одно дело, когда юноша бледный со взором горящим и жить торопится, и чувствовать спешит, и совсем другое, когда человек неподготовленный забирается на канат, чтобы пройти над ареной цирка - ведь если он пройдет хотя бы треть пути, повернуть назад будет очень сложно.
"Имею ли я право втягивать тебя в это?" - ещё раз подумала Рэни, но лучше задуматься поздно, чем никогда. Это ей терять нечего, это у неё руки в крови. А Кинси чист. Это она одна на этой земле, как перст, а у него ещё осталась мать, которая наверняка хочет увидеть внуков. Рэни ещё раз пристально посмотрела на Курта - он не отступит и не откажется. Так что теперь нет смысла сожалеть о своих словах, потому что это ничего уже не изменит. Если подумать, то он сам принял решение, Рэни не обманывала его, не угрожала и не принуждала. Те "вороны", которые станут первыми испытуемыми, тоже добровольцы. Да и сама  Эпштейн взялась за этот эксперимент осознанно, смирившись с тем, что он необходим. Тогда почему на сердце так тяжело?
Рэни, вдознув, вернулась на своё законное место и открыла ту самую папку. На титульном листе красовалась строгая печатная  надпись "Третий экзорцист", но на следующих страницах машинописный текст чередовался с неровным почерком самой Эпштейн. Смотрительница замерла на несколько секунд и еще раз подняла взгляд на учёного, с нетерпением ждавшего, когда же его введут в курс дела. "Прости меня, Курт. Мне жаль, что я тебя в это втягиваю. Но, может быть, если ты будешь рядом, всё обойдется, а если нет, то я сделаю всё возможное, чтобы ответить за неудачу одна".
- В этом мире существуют два вида материи, ему не принадлежащих, - Рэни начала издалека. - Это Божественная материя, так же известная, как Чистая Сила, и её противоположность - материя Тёмная, деструктивное начало всего. Чистая Сила способна разрушать Тёмную материю, чтобы поддерживать баланс в мире. Можно сказать, что в этом и заключается Божественный замысел. Для его реализации Бог выбирает людей - особых людей - экзорцистов, способных сотрудничать с Чистой Силой и управлять ей. Но частей Божественного Куба на земле не так много. Кроме того, на то, чтобы найти человека, способного синхронизироваться с Чистой Силой, а затем обучить его, может уйти не один год...
Рэни знала, что для Курта всё это не секрет. Кто, как ни сотрудники научного отдела, знают, как люди становятся экзорцистами, как они приходят в Чёрный Орден и удивляются всему вокруг, сколько сил и времени уходит у них на то, чтобы побороть свои страхи и научиться сражаться с акума. И всё это время штатские сотрудники Ордена находятся рядом, создают для экзорцистов - надежды этого мира - не только оружие и экипировку, но и условия для жизни, которые и не снились многим из них "на гражданке". Это - смысл жизни каждого штатского сотрудника, от молоденьких практикантов до смотрителей подразделений.
- Однако последнее нападение Графа на главку показало нам, что у нас нет времени на всё это, - Рэни так и сказала "нам", имея ввиду верховное командование в целом и Малькольма Си Рувелье в частности. - Силы Ордена катастрофически проигрывают Графу в численности... Да ты и сам всё видел.
Именно тогда Кинси и Эпштейн встретились после восьми с половиной лет неизвестности. Именно тогда Рэни собственными глазами видела гибель многих искателей и научных сотрудников. Защитные поля талисманов для многих были лишь отсрочкой от смерти. Перед глазами вновь застыли картины разрушений, лица погибших, акума, черепа, рождение Четвёртого уровня. А гибель Эндрю Нэнсена показала им всем, что даже в стенах главного управления люди не могут чувствовать себя в безопасности. А это значило лишь одно - отступать некуда.
- Но благодаря этому нападению мы получили и другую, не менее важную информацию. В руки Центра попали остатки фабрики акума - части Тёмной материи. В ходе исследований, проведенных в САУ, мы пришли к выводу, что её можно использовать для создания акума.
Рэни опустила глаза и перевернула страницу с чертежом фабрики акума. На следующей странице было изображение в лучших традициях средневековых гравюрщиков, изображавжих сцены Страшного Суда - отвратительные монстры третьего уровня пожиравшие друг друга.
- Сейчас ты, наверное, задаешься вопросом, какой нам будет прок от искусственно созданых акума, если человеческое горе создает их в огромном количестве по всему миру. Так вот, существует и второй способ уничтожения этих демонов. Тёмная материя стремится присоединять к себе новые части и  расти. Эта особенность лежит в основе естественного отбора среди акума - более сильные монстры поглощают более слабых для того, чтобы стать ещё сильнее.
Всё как в жизни. Хочешь жить - будь готов идти по головам, потому что всё имеет свою цену. За эти знания, за свое положение в Ордене и за свое будущее сейчас Рэни ещё заплатит, а если разделить это на двоих, цена не покажется столь огромной. Но где гарантии, что один из них не решится платить по счетам в одиночку, чтобы уберечь другого? Как было тогда, когда Тви спасла жизнь Рэни несмотря на коллективный отказ от любой помощи в случае провала проекта "Второй экзорцист". Этим люди и отличаются от акума, поэтому сейчас Рэни и решила возглавить новый эксперимент, ради того, чтобы сделать всё, на что она способна ради победы в войне.
- Создав акума, мы не смогли бы использовать их: на низких уровнях их сознание слишком примитивно, кроме того, вся Тёмная материя подчиняется Графу. Поэтому для этой новой и опасной силы было решено найти другой сосуд. Догадаешься, какой?
Смотрительница пристально смотрела на Курта, откинувшись на спинку кресла и вцепрившись пальцами в полдокотники. Это момент истины. Если сейчас Кинси передумает, Рэни не станет ему мешать. Если сейчас он возненавидит её и выскажет всё, что о ней думает, она выслушает это молча, потому что она это заслужила.
- Верно, этим сосудом должно было стать человеческое тело, - Эпштейн грустно улыбнулась догадливости Кинси.  - Но не любое тело, а тело человека, сильного духом и способного сохранить своё я. В Ордене таких хватает, главная проблема оказалась в другом. Ты знаешь, что яд акума разрушает живые организмы за несколько минут... - Рэни замолчала. Курт это знал как никто, потому что  его отец погиб от пуль акума. - А тут - чистая Тёмная Материя. С ней мог бы справиться экзорцист паразитического типа, но смысл наделять его оружием против акума  того, кто уже рожден с ним? Но Рувелье нашел выход. Ты слышал о проекте "Второй экзорцист", когда для Чистой Силы выбывших из строя бойцов были созданы новые тела, обладавшие повышенным уровнем регенерации для того, чтобы восстанавливаться после многочисленных попыток синхронизации с Божественной Материей. Один опытный образец, как оказалось, был сохранен и запечатан "воронами" по приказу Центра.
Рэни закрыла глаза. Маленький и наивный мальчишка, который хотел завести друзей и восторгался вкусом майонеза, а потом стал тем, кто отправил своих тюремщиков и по совместительству создателей в преисподнюю, сойдя с ума от горя и гнева, став акума - Алма Карма, по иронии судьбы этим опытным образцом был он.
- Если организм Алмы справится с Тёмной Материей, его клетки будут использованы для того, чтобы наделить тело человека повышенными физическими показателями, регенерацией и иммунитетом против вируса акума. Тёмная материя вызовет в организмах испытуемых мутации, которые сделают их наполовину демонами и дадут возможность стать одним из звеньев в цепочке естественного отбора - последним и самым прочным звеном. А затем, когда Алма исчерпает свои ресурсы, "третьи" экзорцисты станут новым биологическим материалом. Безотходное производство, так сказать...
Смотрительница нервно пролистала черновик с разработками на несколько страниц вперед и открыла раздел с личными делами испытуемых. Ей приходилось работать с этими ребятами. "Такие спокойные лица", - подумала женщина, глядя на фотокарточки, сопровождавшие каждый документ. - "О чем же они думали, когда соглашались? Неужели о том же, о чём и я? Или о том, что на все воля Божия?" Рэни оперлась локтями на крышку стола, и, положив подбородок на сцепленные в замок руки, пристально посмотрела на Кинси. Она бы многое отдала за то, чтобы узнать, что он в этот момент думает.
- В этот раз нашими подопечными станут пятеро "воронов" - одни из лучших бойцов этого подразделения. Видишь, нам дают уже опытных, тренированых солдат, и всё, что от нас требуется, это создать для них оружие против акума. -
"Создать _из них_ оружие для акума, если говорить начистоту, потому что с этим они будут жить до самого конца". - Вот их личные дела.
"Вороны" согласились на участие по доброй воле, но Рэни слишком хорошо знала, что в Центре об этом существуют свои, специфические понятия. Твоя свобода существует в рамках допустимого, а эти рамки уже на всю жизнь въелись в подкорку твоего мозга. Твое решение - это осознанная необходимость. Ты не можешь не принять её. И Рэни должна была возглавить новый проект, потому что больше этого некому было сделать.

Как бы по-идиотски себя не вёл Курт, Рэни неизменно любила в нём одну черту - умение улавливать суть дела на лету. Он понимал. Он всё понимал даже слишком хорошо и глубоко, чем остальные. Именно поэтому каждое слово, сказанное Кинси било по живому. Каждый звук его голоса отдавался гулким эхом в сознании. Эти двое по-прежнему были слишком похожи, слишком много замечали и видели. И всё равно сейчс они словно стояли на противоположных берегах реки: вроде бы и видишь другого, а ни дотронуться, ни докричаться...
"Да, такая реакция была ожидаемой. Курт - хороший человек и настоящий учёный, который никогда не возьмётся за такой сомнительный эксперимент". Рэни бы и сама не взялась, если бы не те заманчивые перспективы, которые сулил успех, и не тот кошмар, пережитый во время нападения Лулу Белл. "Он прав. Прав во всём."
Именно поэтому рассказывать об эксперименте становилось всё труднее. Рэни старалась не показывать своего отношения к нему, своих сомнений. Никаких эмоций и истерики - только сухие факты, тезисы и выводы, которые она уже смогла сделать за то короткое время, пока проект находился в разработке. В какой-то момент, когда её собеседник сорвался на крик, женщине самой захотелось закричать и выгнать его взашей.
- О людях говорим, значит? - произнесла Рэни, глядя исподлобья на друга, и сама испугалась  жёсткости, прозвучавшей в её голосе. - О людях?! Что же, по-твоему, мы должны делать?! Смотреть, как Граф убивает тех, кто нам дорог? Как вновь и вновь появляются акума? Латать ранки экзорцистов и просто стоять в стороне? - женщина запнулась, заметив, что уже не контролирует громкость, и сильнее прижалась спиной к спинке кресла, словно пытаясь спрятаться от человека, сидящего напротив, и уже тише, обронила, - я сыта этим по горло.
Пауза. Выпить четыреста капель валерьянки, а то и все четыреста две, а может быть, вообще чего-нибудь покрепче и сосчитать до ста сейчас не помешало бы обоим. А потом - рассмеяться и забыть про этот разговор и эксперимент, как про страшный сон. Но нет же...
- Теперь ты думаешь, что я откажусь, да? - уже спокойнее произнес Курт. - А вот хрен тебе! Рассказывай дальше! 
И Рэни рассказала всё, как есть, и снова пожалела о том, что это сделала.
- Делать из людей демонов, пусть даже только наполовину. Разве ради этого мы когда-то решили посвятить себя науке? Об этом мы мечтали в детстве? - спросил Курт, не рассчитывая на ответ.
В памяти вдруг отчетливо всплыл один из тех темных и холодных декабрьских вечеров перед Рождеством, которые  уже давно, как казалось Рэни, стерлись из памяти.
Двое юных сотрудников научного отдела взяли выходной и пошли в бар, откуда выбрались уже под вечер, довольные и не совсем трезвые. Рэни забыла перчатки дома, но вспомнила об этом только на обратной дороге, когда рождественский морозец начал настойчиво покусывать руки. Курт поворчал - мол, чего еще ожидать от папиной дочки, но отдал своей спутнице правую перчатку, взял левую руку девушки в свою правую и спрятал в карман своего пальто. Так двое и шли по набережной Темзы, ловя ресницами мелкие снежинки, пока Кинси не пришло в голову задать идиотский вопрос:
- Cкажи мне, кем ты хотела стать когда была мелкой?
- Ммм... - Рэни на минуту задумалсь. - Врачом. Кем хотела тем и стала.
Курт изобразил искреннее удивление:
- А как же выйти замуж за принца или податься в актрисы?
- Какие глупости! - фыркнула Рэни и бросила в ответ, - А вот ты кем хотел стать? Моряком?  А может ловить преступников или служить в разведке?
Кинси задумчиво почесал затылок:
- Да нет, я тоже хотел стать врачом. И стал.
- Врешь ведь! - Эпштейн заговорщицки ткнула товарища локтем в бок. - Все мальчишки мечтают быть разведчиками.
- Вот те крест! - демонстративно перекрестился Кинси.
- Ладно, выходит что тогда мы уже достигли чего хотели, - Рэни вздохнула и отпустила руку Курта. - Даже грустно как то...
- Вот сразу видно, что ты папина дочка! - пафосно воскликнул Кинси, взмахнув руками. - Теперь осталось самое интересное, а для некоторых еще и трудновыполнимое - стать хорошим врачом. Спорим, что я справлюсь с этим быстрее? - спросил он и, широко улыбнувшись, обнял Рэни за плечи. Девушка моментально вывернулась из этих дружеских объятий и ускорила шаг, бросив:
- Не говори "гоп", поганец!
Тогда им казалось, что любой путь, каким бы сложным и тернистым бы он не был, рано  или поздно выведет к свету. Но в этот раз жизнь распорядилась иначе.
"Кем хотела, тем и стала... чудовищем ты стала, мразь!" - отметил внутренний голос. Мечты разрушены, прошлое не вернешь, как и ту забавную девушку, забывшую дома перчатки в холодный декабрьский вечер. А в Кинси осталось что-то от того безбашенного поганца, падкого на всякие сомнительные затеи. И, кажется, тот самый поганец-из-прошлого сейчас загорелся новой идеей и заодно подал повод Рэни для самооправдания.
- Несмотря на жестокость и циничность этого проекта, в нем что-то есть. Победить врага, его же оружием используя для этой цели тех, ради кого ты, в общем-то, и сражаешься. Помню, когда я впервые узнал об Акума, Графе, о сути того, как он использует людское горе, я возненавидел его, так как мотивы и методы Тысячелетнего показались мне просто чудовищными. А теперь, я отчасти понимаю его. Может быть и он, подобно нам сейчас, когда-то сделал свой выбор в пользу чего-то богомерзкого ради хороших, как ему тогда казалось, целей.
- Нет, Курт, это разные вещи, - вздохнула Рэни и попыталась объяснить, - Граф использует человеческую слабость... А мы должны быть сильными. Он использует тех, кто страдает, тех, кто стоит на краю. А мы уже выстрадали всё, что можно. Нам уже нечего терять.
Прежде, чем Остапа понесло, Курт попытался разрядить обстановку. По правде сказать, это  у него не вышло - сравнение с Тысячелетним лишь разбередило незатянувшуюся рану, но Рэни поняла, что пора остановиться, и, попытавшись улыбнуться, переключилась на рассказ о тех добровольцах, согласившихся на участие в эксперименте. Курт был крайне удивлен тому, кто ими оказался:
– И руководству не жаль потерять таких элитных бойцов в случае неудачи?
- А что бы мы сделали потом, с заведомо небоеспособными единицами? - Рэни внимательно посмотрела на друга, наклонив голову. - Это было бы гуманнее - втягивать их в это, заведомо зная, что они не принесут такой пользы в бою? Расходовать на них Темную материю и ресурсы организма Алмы...
Последним аргументом Кинси, кажется, проникся:
– Впрочем, о чем это я? Для Ватикана мы все не более чем биологический материал, попользовались и забыли, благо, человеческие ресурсы к редким не относятся.
Рэни нахмурилась и строго отчеканила:
- Курт, мне, ты конечно, можешь говорить что угодно и каким угодно тоном - по старой памяти - но в присутствии посторонних, пожалуйста, не забывай держать язык за зубами.
Впрочем, она позвала его сюда не для того, чтобы читать нотации, тем более, что Кинси был не из тех, кому приходится повторять дважды. Поэтому уже через мгновение он под пристальным взором Рэни изучал личные дела "воронов".
- Когда стартует эксперимент?- спросил Курт, оторвавшись от бумаг, и резко посерьезнел. Рэни  неопределенно пожала плечами.
- В принципе, мне не хватало лишь ассистента. Прочие члены научно-исследовательской группы не будут в курсе всех тонкостей нашей работы. Сегодня я сообщу Рувелье, что мы можем начинать, и он утвердит тебя в должности. Если не терпится приступить, можешь познакомиться с нашими "воронами".
Сама Рэни сделала это днем ранее. Ей уже приходилось встречаться с этими ребятами: Мадарао и Тэвак несколько раз сопровождали её в поездках по указанию Рувелье, кроме того, бедолага Офелия, кажется, тоже была из их компании. Они были серьезными и дисциплинированными - все до одного. Впрочем, нет, один как раз смеялся - Рэни заметила это в его взгляде и даже удивилась этому. Вряд ли он не понимает, чем все это может закончится, тогда что значат этот вызов и насмешка в глазах? "Господи, а что ему ещё остается, кроме как смеяться над смертью? Что нам всем остается?!"
Вот и всё - черта, до которой оставалось буквально два шага, осталась позади. Но что ждало их за ней, ни Эпштейн, ни Кинси пока не знали. Рэни показалось, что за один этот разговор она постарела лет на пять.
"Вот бы сейчас упасть и уснуть," - с досадой подумала смотрительница - кто же позволит ей отдохнуть в середине рабочего дня? Рэни забрала личные дела и спрятала их в папку, и вдруг заметила, что её руки дрожат. От мысли, что Курт мог это заметить, засосало под ложечкой и дрожь только усилилась.
- Ты как хочешь, а я буду пить чай, - изрекла смотрительница и, поднявшись со своего "черного трона", направилась к одному из шкафчиков, из нижнего отделения которого достала электрочайник - гениальное изобретение Бака, не раз согревавшее её теплом самых искренних дружеских пожеланий и кипяченой воды зимой - и душистый чёрный чай с мелиссой. Немного погодя, следом за всем этим на соседней со шкафом тумбе оказались и две чашки. - Ладно, я знаю,  ты тоже будешь, безотказный ты мой.
И, не дожидаясь возражений, Рэни по-братски насыпала заварку в обе чашки,  поставила чайник, наполненный водой из кулера, греться, а сама встала у стены, скрестив руки на груди, и попыталась хотя бы на время забыть о вымотавшей обоих беседе, но не вышло:
- Курт, не хочется марать руки кровью - сделай всё для того, чтобы они выжили.